Осознав, что мы являемся продуктами эволюции, рассмотрим, какого рода давление (или сумма давлений) естественного отбора первоначально способствовало возникновению религии. Ведь на религиозные обряды растрачивается огромное количество ресурсов, а дарвиновский отбор неустанно отсеивает лишние затраты. Природа – скаредный бухгалтер, скрупулезно следящий за каждой секундой безжалостно отсекающий любое излишество. Если дикое животное постоянно выполняет бесполезные действия, естественный отбор предпочтет его конкурента, расходующего время и энергию на выживание и размножение. Природа не поощряет пустых забав. В ней всегда побеждает безжалостный утилитаризм, даже если на первый взгляд может показаться, что эта не так. Хвост павлина при поверхностном рассмотрении кажется бесспорным примером ненужной роскоши. Не вызывает сомнения, что шансов выживания он своему владельцу не увеличивает. Однако обладатель самого пышного украшения успешнее, по сравнению с конкурентами, распространяет свои гены. Хвост служит рекламой – его существование оправдано в глазах природной экономии, способностью привлекать самок. То же самое можно сказать о времени и силах затрачиваемых птицей шалашиком на сооружение шалаша; постройка выполняет роль своеобразного «хвоста», построенного из травы, веточек, ярких ягод, цветов, а если удастся отыскать – и бусин, безделушек и бутылочных пробок. Для дарвиниста естественно предположить то же самое и в отношении религии. С точки зрения эволюциониста, религиозные ритуалы – человеческий эквивалент строительства «шалаша». На него затрачивается масса времени и энергии, а его проявления порой становятся не менее причудливыми, чем оперение райской птицы. Из-за религии жизнь верующего и окружающих может оказаться в опасности. Тысячи людей подвергались за веру мучениям, часто от рук фанатиков, чьи убеждения лишь незначительно отличались от верований их жертв. Поглощаемые религией ресурсы порой достигают колоссальных размеров. Для строительства средневекового собора требовались сотни человеко-столетий труда, однако результат не служил ни для жилья, ни для какой либо другой утилитарной цели. Не являлся ли он своеобразным архитектурным павлиньим хвостом? Если да, то на кого нацелена подобная реклама? Религиозное сознание можно назвать общечеловеческим в том же смысле, в каком общечеловечно гетеросексуальное поведение. Оба эти обобщения предполагают существование исключений из правила; однако исключения осознают, что они — отклонение от общей нормы. Пользу сексуального поведения объяснить по Дарвину несложно. Даже, несмотря на противозачаточные средства и гомосексуальные проявления, оно приводит к появлению потомства. A как объяснить религиозное поведение? Почему люди постятся, преклоняют колени, падают ниц, истязают себя, безумно кивают, уставившись в стену, отправляются в Крестовые походы или совершают другие изнурительные действия, способные поглотить, а иногда и прекратить их существование? Большая часть талантливых индивидуумов эпохи Возрождения создавала религиозные музыкальные и художественные произведения. Верующие умирали и убивали за своих богов; бичевали себя в кровь, обрекали на пожизненные обеты безбрачия и молчания — и все ради религии. Зачем? B чем ее польза? Прямые преимущества религии Существуют некоторые основания полагать, что религиозные верования предохраняют людей от болезней, вызываемых стрессом. Эти факты проверены не до конца, но было бы неудивительно, если бы они оказались правдой. Думаю, не стоит даже упоминать, что подобные положительные события нив коей мере не доказывают истинность религиозных постулатов. По словам Бернарда Шоу, «счастье верующего по сравнению со скептиком означает не больше, чем счастье пьяницы по сравнению с трезвым человеком». Часть врачебной помощи заключается в утешении и подбадривании доктором пациента. Эффект внушения изучается и не считается таким уж загадочным. Доказано, что бутафорские, не содержащие никаких лекарств таблетки могут замечательным образом улучшить состояние больного. Именно поэтому в корректно поставленных испытаниях новых лекарств обязательно предусматривается наличие контрольной группы, принимающей бутафорские препараты. По той же причине возникает иллюзия эффективности гомеопатических препаратов, несмотря на то, что количество активного ингредиента в них настолько мало, что им вполне можно пренебречь. Может быть, религия также является бутафорским средством — плацебо, продлевающим жизнь за счет снижения стресса? Возможно, хотя на пути этой теории встанет немало скептиков, отмечающих, что зачастую религия не снимает стресс, а, наоборот, создает. Например, трудно поверить, что болезненное чувство вины, зачастую испытываемое обладающими нормальной Человеческой впечатлительностью католиками, значительно улучшает их здоровье. Но несправедливо в данном контексте упоминать лишь католиков. Американская комедийная актриса Кейти Лэдман заметила: «Какую религию ни возьми, все убеждают, что ты кругом виноват, только праздники у них разные». Как бы то ни было, мне кажется, что одним эффектом плацебо невозможно объяснить повсеместную, всеохватную тягу людей к религии. Не думаю, что религия возникла среди наших предков как успокаивающее средство. Слишком мелкой представляется эта причина, хотя не исключено, что снятие стресса играло некоторую вторичную роль. Но полное объяснение такого крупного феномена, как религия, по плечу лишь крупной теории. B некоторых теориях эволюционное объяснение совсем отсутствует. Я говорю об утверждениях типа «религия удовлетворяет наше любопытство относительно Вселенной и нашего места в ней» или «религия утешает». Возможно, эти заявления отчасти верны с психологической точки зрения, но дарвиновским объяснением их не назовешь. Как сказал в книге «Как работает ум» Стивен Пинкер, «тут же неизбежно возникает вопрос: зачем в процессе эволюции в мозге закрепилась способность находить утешение в заведомо ложном веровании? Мерзнущему человеку не помогут уверения в том, что ему тепло; столкнувшийся со львом путник не спасется, если вообразит льва безобидным кроликом». Если ужи рассматривать теорию утешения, ее необходимо обосновать с точки зрения эволюции, а это не так легко, как может показаться. Психологические рассуждения о приятности или неприятности той или иной веры для людей представляют собой предварительные, но не исчерпывающие объяснения. Не устраивают дарвинистов и политические объяснения, например такие: «Религия — это орудие правящего класса для порабощения масс». Не вызывает сомнения, что обещание загробного блаженства утешало чернокожих рабов в Америке и притупляло их возмущение условиями жизни, потворствуя, таким образом, рабовладельцам. Вопрос о намеренном изобретении религии циничными священниками или правителями интересен с исторической точки зрения, но сам по себе отношения к эволюции не имеет. Ученому-дарвинисту по прежнему необходимо понять, почему люди так легко поддаются обаянию религии и оказываются жертвой священников, политиков и королей. Групповой отбор Некоторые предлагаемые объяснения оказываются — утверждениями, основанными на теории группового отбора. Групповой отбор — это спорная идея, согласно которой естественный отбор идет на уровне видов или других групп особей. Кембриджский археолог Колин Ренфрью выдвинул предположение о том , что выживанию христианства с его идеями помощи единоверцами христианской братской любви способствовал механизм, аналогичный групповому отбору, в результате которого более религиозные группы получали преимущество по сравнению с группами менее религиозными. Например: поклоняющееся крайне агрессивному «богу войны» племя побеждает в схватке с соседними, молящимися миролюбивым богам или вообще не религиозными племенами. Непоколебимо уверенные в том, что смерть на поле брани обеспечивает им прямую дорогу в рай, воины бесстрашны в сражении и не боятся смерти. Такие племена побеждают в междоусобных войнах, угоняют стада соседей и забирают их женщин в наложницы. Разросшись, такие племена делятся на дочерние, которые, откочевав, делятся опять, продолжая молиться все тому же божеству. Даже скептически относящиеся к групповому от6ору ученые признают, что, в принципе, он может иметь место. Но представьте, в нашем гипотетическом племени, среди готовых к смерти и загробному блаженству героев, одного эгоиста. От его решения держаться в сторонке и спасать собственную шкуру шансы племени на победу уменьшатся незначительно. Героическое самопожертвование одноплеменников принесет больше Выгоды ему, чем любому из них, говоря в среднем, ведь многие из них погибнут. Он же, по сравнению с ними, увеличит свои шансы на размножение, и его отрицающие героическую смерть гены с большей вероятностью будут унаследованы следующим поколением. Соответственно, в следующих поколениях стремление к героической смерти будет уменьшаться. Это, конечно, крайне упрощенны и пример, но он позволяет обнаружить недостаток идеи группового отбора. Объяснения самопожертвования особей с позиции теории группового отбора уязвимы – они разъедают себя изнутри. Это интересная теория, но я не буду обсуждать ее здесь подробно; замечу только, что сам Дарвин, несмотря на свою обычную твердую приверженность отбору на уровне индивидуальных организмов, ближе всего подошел к идее группового отбора именно при обсуждении первобытных племен. Религия как побочный результат Позвольте теперь перейти от группового отбора к моему собственному взгляду на ценность религии для выживания. Я разделяю мнение все увеличивающегося числа биологов, полагающих, что религия является побочным продуктом какого-то другого феномена. Позвольте пояснить идею побочного продукта примером из области поведения животных. Часто можно наблюдать летящих на огонь свечи мотыльков, и нельзя сказать, что их поведение случайно. Прилагая массу стараний, они бросаются в пламя, превращая свои тельца в факел. Можно назвать подобное поведение «самосожжением» и под впечатлением этого многозначительного названия размышлять, по какой странной причине естественный отбор мог закрепить подобное поведение. Я же предлагаю, прежде чем приступать к поиску ответа, по-другому задать сам вопрос. Перед нами – не самоубийство. То, что выглядит как самоубийство, возникает как непреднамеренный побочный эффект чего-то другого. Чего именно? Вот одно из возможных объяснений, вполне подходящее нам для того, чтобы прояснить суть идеи. Искусственный свет появился в ночной темноте сравнительно недавно. До этого единственными источниками света в ночи были луна и звезды. Поскольку они находятся от нас на огромном расстоянии, идущие от них световые лучи – параллельны, и их можно использовать в качестве компаса. Известно, что насекомые используют солнце и луну в качестве компаса, чтобы лететь, точно придерживаясь одного направления. Они могут использовать тот же компас – с о6ратным знаком – и для возвращения в исходную Точку. Нервная система насекомого приспособлена для выработки временных правил поведения, примерно таких: «Держать курс так, чтобы луч света попадал в глаз под углом тридцать градусов». Однако световой компас правильно работает только в том случае, если источник света находится очень далеко. Иначе лучи будут идти не параллельно, а расходиться из одной точки, подобно спицам в колесе. Если нервная система даст инструкцию лететь так, чтобы свет падал в глаз под углом тридцать градусов (или любым другим острым углом), но путеводным источником света окажется не луна или солнце, а горящая свечка, то такая инструкция неизбежно приведет насекомое по спиральной траектории в пламя. Несмотря на печальный исход в данном частном случае, вышеописанное поведение в целом для мотыльков полезно, потому что видимый ими источник света гораздо чаще оказывается луной, чем горящей свечой. Мы не замечаем мириады бесшумно и успешно летящих к своей цели мотыльков, руководимых светом луны или яркой звезды ; мы видим только тех, что сгорают, покружившись вокруг пламени свечи, и задаем неправильно поставленный вопрос: что подвигает мотыльков на самоубийство? Вместо этого нужно было 6ы спросить: почему их нервная система использует в качестве компаса направление световых лучей – тактику, которую мы замечаем, только когда она дает сбой. Стоило перефразировать вопрос – и тайна пропала. Никакого самоубийства не было. Мы столкнулись с губительным побочным эффектом навигационной системы, которая в нормальном случае его вполне эффективна. Попробуем теперь применить полученный урок к религиозному поведению. В мире существует огромное количество людей, чьи верования полностью противоречат научным фактам. Эти люди не только страстно верят, но затрачивают массу времени и ресурсов на дорогостоящие, расточительные действия, которых требуют от них эти верования. Подобное поведение поражает не меньше, чем поведение летящего на пламя свечи мотылька. Почему они так поступают? – озадаченно спрашиваем мы. Но я считаю, что ошибка заключается в постановке вопроса. Религиозное поведение может оказаться злополучным, досадным побочным продуктом некой более глубинной, психологической особенности, которая является или являлась в прошлом действительно ценной для выжигания. Если религия – это побочный продукт, то побочный продукт чего? Что в данном случае является аналогом привычки мотыльков ориентироваться по небесным светилам? В качестве иллюстрации я сделаю одно предположение, но хочу подчеркнуть, что это - только один из возможных примеров тех свойств, о которых идет речь. В данном случае общий принцип правильной постановки вопроса беспокоит меня больше, чем истинность той или иной конкретной гипотезы, предложенной в качестве ответа.. Моя собственная гипотеза касается детей. Более чем у какого-либо другого вида наше выжигание зависит от накопленного предыдущими поколениями опыта и передачи его детям для обеспечения их защиты и благополучия. Дети, в принципе, могут и на собственном опыте убедиться, что не следует подходить слишком близко к краю обрыва, есть незнакомые красные ягоды, плавать в кишащей крокодилами реке. Но очевидно, что больший шанс на выжигание будет у ребенка, мозг которого автоматическим, как у мотылька, подчиняется правилу: беспрекословно верь тому, что говорят старшие. Слушайся родителей, слушайся старейшин, особенно когда они говорят строгим, угрожающим тоном. Доверяй старшим без рассуждений. Для ребенка это, как правило, выигрышная стратегия. Но, как и в примере с мотыльками, в ней имеются уязвимые места. Никогда не забуду жуткую проповедь, которую мне довелось услышать в младшем классе школы. Священник рассказал нам об отряде солдат, проходившем строевое обучение неподалеку от железнодорожных путей. В какой-то момент, проводящий учение сержант отвлекся и забыл отдать команду остановиться. Солдаты были настолько хорошо вымуштрованы, что без рассуждения продолжали маршировать прямо на рельсы, под колеса приближающегося состава. Сейчас я, конечно, не верю в эту сказку, как, надеюсь, не верили поведавший ее нам священник. Но девятилетним ребенком я в нее поверил, потому что услышал из уст авторитетного взрослого. А священник вне зависимости от того, верил он сам или нет, хотел, чтобы мы, дети, восхищались рабским и не рассуждающим подчинением солдат приказу вышестоящего начальства и подражали ему. И честно говоря, мне кажется, что мы действительно восхищались. Сейчас, будучи взрослым, я с трудом могу поверить, что ребенком серьезно размышлял о том, хватило бы у меня мужества выполнить свой долг и, печатая шаг, прошагать под поезд. Не думаю, что священник пытался внушить нам тогда религиозное чувство. Это было больше похоже на военную, а не религиозную агитацию. С точки зрения высшего командования было бы нелепо разрешать каждому отдельному солдату обсуждать целесообразность выполнения того или иного приказа. Нация, позволяющая рядовым подобную роскошь, скорее всего, проигрывала бы войны. Для нации беспрекословное подчинение солдат, даже, несмотря на отдельные индивидуальные трагедии, является выигрышной моделью. Солдат муштруют до тех пор, пока они не станут похожи на автоматы или компьютеры. Однако побочным продуктом такого бездумного подчинения является способность с той же легкостью выполнять вредные команды. Вы, должно быть, уже догадались, к чему клонится аргумент о мозге ребенка и религии. Естественный отбор благоприятствовал выжиганию детей, мозг которых предрасположен доверять мнению родителей и старейшин племени. Такое доверчивое послушание помогает уцелеть. Однако обратной стороной доверчивого послушания является бездумное легковерие. Автоматическим следствием этого является неспособность отличить хороший совет от плохого. Ребенок не в состоянии понять, что «не купайся в кишащей крокодилами Лимпопо» – это разумное предостережение, а «в полнолуние нужно принести в жертву богам козу, иначе будет засуха» – в лучшем случае трата времени и коз. Для него оба высказывания звучат одинаково веско. Оба поступают от авторитетного источника и произносятся серьезным, вызывающим уважение и доверие тоном. То же относится к суждениям об устройстве мира, Вселенной, о морали и человеческой природе. И скорее всего, достигнув зрелости, этот ребенок перескажет не менее серьезным тоном все услышанное – мудрость вперемешку с глупостью – собственным детям. Исходя из этой модели, следует ожидать, что в различных регионах мира, наряду с полезными крупицами народной мудрости, такими как полезность удобрения полей навозом, из поколения в поколение не менее истово будет передаваться вера во всевозможные произвольные, не имеющие фактического основания убеждения. Антрополог Паскаль Бойер в работе «Объяснение религии» и Скотт Этран «Верим в богов» независимо друг от друга выдвинули идею религии как побочного продукта нормальных психологических характеристик. Все религиозные верования кажутся странными тем, кто не знаком с ними с детства. Бойер изучал камерунское племя фанг, члены которого верят, что «...у ведьм есть дополнительный внутренний орган, похожий на животное, который по ночам летает и портит урожаи соседям или отравляет их кровь». Считается также, что ведьмы иногда собираются на огромные пиры, где они пожирают своих жертв и замышляют новые козни. Многие могут подтвердить, что знакомые их знакомых видели ночью летящую над деревней ведьму на банановом листе, мечущую в ничего не подозревающих жертв волшебные дротики. Дальше Бойер пересказывает случай из личной жизни: Однажды, когда я рассказывал об этих и других странностях за обедом в кембриджском колледже, один из гостей, известный кембриджский теолог, повернулся ко мне и заявил: «Думаю, что антропология именно поэтому такой интересный и сложный предмет. Вам приходится находить объяснения тому, как люди могут верить подобным нелепицам». Я дара речи лишился, а когда достаточно пришел в себя, чтобы дать подходящий ответ – про котлы и горшки,– разговор уже сменил тему. Если кембриджский теолог – христианин стандартного толка, то сам он, по всей видимости, верит в ту или иную комбинацию следующих утверждении: В праотеческие времена девственница родила сына без вмешательства мужчины. Этот сын, не имевший биологического отца, навестил усопшего друга по имени Лазарь, от которого уже исходил трупный запах, и тот незамедлительно ожил. Этот же не имеющий отца человек вернулся к жизни через три дня после собственной смерти и погребения. Через сорок дней этот человек взошел на вершину горы, и его тело вознеслось в небо. Если беззвучно прокручивать мысли в собственной голове, то не имеющий отца человек и его «отец» (который одновременно является им самим) услышит их и, возможно, как-то отреагирует. Он в состоянии одновременно прослушивать мысли всех людей, живущих на Свете. Когда вы делаете что-либо плохое или хорошее, не имеющий отца человек этот видит, даже если эта больше никому не известно. Вы получите Соответствующее наказание или поощрение; возможно, этот произойдет после вашей смерти. Какие выводы сделал бы не предвзятый антрополог, приехавший в экспедицию в Кембридж для изучения верований местного населения? Психологическая предрасположенность к религии Один из сторонников идеи о том, что религия является побочным продуктом полезных психических Свойств, – психолог Пол Блум – заметил, что у детей имеется природная склонность к дуализму. По его мнению, люди, а особенно дети – прирожденные дуалисты и религия является побочным результатом этого инстинктивного дуализма. Дуалист полагает, что между материей и сознанием существует коренное различие. Монист, напротив, считает сознание порождением материи, не способным существовать отдельно от нее. Блум также выдвигает гипотезу о природной предрасположенности людей к креационизму. Естественный отбор трудно понять на интуитивном уровне. Как указала в своей статье «Дети – «интуитивные теисты»?» Дебора Келеман, малыши склонны всему приписывать цель. Облака нужны «для дождя». Острые обломки скал – «чтобы звери могли потереться об них, если у них зачешется шкурка». Приписывание всему целесообразности называется телеологией. Дети – прирождённые и привержены телеологии и могут остаться таковыми до конца своих дней. В определенных условиях врожденный дуализм и врожденная телеология склоняют разум к религии, подобно тому, как беспрекословное подчинение мотылька небесному компасу склоняет его к непреднамеренному «самоубийству». Свойственный нам дуализм помогает поверить в «душу», обитающую в теле, но не являющуюся его составной частью. После этого не так ужи трудно представить себе перемещение такого бесплотного духа в другую обитель после смерти телесной оболочки. Также будет легко вообразить существование божественной воли, которая является не свойством сложно организованной материи, а «чистым» нематериальным духом. Детская телеология с еще большей очевидностью подталкивает нас к религии. Если у всего есть цель, то кто ее установил? Бог, конечно. В книге «Почему мы любим» антрополог Хелен Фишер прекрасно описала безумства романтической любви и излишества ее проявлений по сравнению с тем, что может, считается абсолютно необходимым. Подумайте сами. С точки зрения нормального человека, весьма невероятно, что одна-единственная из всех знакомых мужчине женщин окажется в сотни раз более достойной любви, чем ее ближайшая конкурентка. Однако, влюбившись, мужчина начинает утверждать именно это. По сравнению со свойственной нам, как правило, моногамной преданностью «многолюбие» того или иного рода выглядело 6ы более рациональным. Ведь мы не находим ничего странного в любви к двум родителям, нескольким детям, братьям и сестрам, учителям, друзьям, домашним животным. Принимая во внимание вышеизложенное, не начи-нает ли казаться странной ожидаемая от супружеской любви абсолютная преданность одному партнеру? И, тем не менее, мы ожидаем и всеми силами добиваемся именно этого. В чем здесь причина? Хелен Фишер и другие исследователи показали, что мозг влюбленного человека находится в уникальном состоянии, это выражается в появлении специфичных и характерных именно для данного состояния нейроактивных химических веществ (по существу природных наркотиков). Эволюционные психологи согласны с тем, что такое иррациональное смятение чувств, вероятно, является механизмом, обеспечивающим достаточно продолжительную для успешного совместного выращивания детей преданность одному партнеру. Несомненно, что, с эволюционной точки зрения, выбрать удачного партнера очень важно по целому ряду причин. Но после того как выбор - даже неудачный - сделан и ребенок зачат, более важно держаться вместе, чтобы пройти сквозь огонь, воду и медные трубы, по крайней мере до тех пор, пока ребенок не станет на ноги. Не может ли иррациональное религиозное чувство оказаться побочным продуктом иррациональных механизмов, которые естественный отбор встроил в наш мозг для того, чтобы мы могли влюбляться? Религиозная вера, безусловно, имеет определенное сходство с влюбленностью. Ведь влюбленность способна задействовать очень мощные механизмы разума. В книге «Шесть невероятных дел с утра пораньше» биолог Льюис Волперт делает предположение, которое можно рассматривать как обобщение идеи конструктивной иррациональности. По его мысли, иррационально сильное убеждение охраняет от нерешительности, свойственной рассудку: «Если бы полезные для выживания знания и представления не сохранялись твердой рукой, этот было бы невыгодно на ранних этапах эволюции человека. Например, во время охоты или изготовления орудий труда постоянные колебания и перемена решений были бы крайне вредны». Из аргумента Волперта следует, что, по крайней мере, в некоторых ситуациях, более выгодно продолжать придерживаться иррациональных убеждений, даже если новые данные или обстоятельства дают повод их пересмотреть. Влюбленность можно рассматривать как частный случай «конструктивной иррациональности», которая, в свою очередь, представляет собой еще один пример полезного свойства психики, способного породить в качестве побочного продукта иррациональное религиозное поведение. Теория о том, что религия является случайным побочным продуктом - досадным проявлением чего-то полезного, представляется мне наиболее убедительной. Разные варианты этой теории различаются в деталях, и подробности могут быть Сложными и спорными. Некоторым читателям теория о том, что, в силу определенных причин, сознание ребенка оказывается уязвимым для «вирусов мозга», может показаться недостаточно обоснованной. Даже если Сознание уязвимо, почему оно пасует именно перед этим вирусом, а не другим? Почему «заражение» проявляется в виде религии, а не в виде... в виде чего? Суть моей мысли в том, что не важно, какой чепухой заразится детское сознание. Но, раз заразившись, ребенок вырастет и заразит этой чепухой, что бы она собой, ни представляла, следующее поколение. Ричард ДОКИНЗ из книги «Бог как иллюзия». Перевод с английского Натальи Смелковой Научная редактура Александра Маркова, Елены Наймарк
